Александр Алексанин – один из самых востребованных хореографов Новороссийска. Свойственное ему обаяние, великолепная осанка, изысканная красота говорят сами за себя: перед вами маэстро. При более близком знакомстве понимаешь, что за легкостью и изяществом – железная воля, упорство и невероятная любовь. Любовь к танцу, которая перевернула всю его жизнь.

Аттестат с отличием в музыкальной школе и медаль в общеобразовательной открывали перед ним двери любого вуза. Родители настояли на Морской академии.

— Вы в то время уже занимались танцами?

— Нет. Я уехал из родного Туапсе в Новороссийск и поступил на недавно открывшийся в академии экономический факультет. Танцевать начал в 18 лет. Для танцовщика это уже запредельный возраст. Но я перфекционист, во всем стремлюсь к совершенству. И это позволило мне перешагнуть через возраст, через нехватку знаний, нехватку опыта. Постепенно танец начал влиять не только на тело, он стал менять мысли, восприятие мира. Диплом Морской академии «с отличием» порадовал моих родителей, меня пригласили работать в НМТП. Впереди маячила блестящая карьера, аспирантура и то, что называется «жизненный успех». Но в глубине души я чувствовал, что моя жизнь – это не работа в офисе. Мне нужен танец, творчество, вдохновение. Через шесть лет я принял самое кардинальное решение в жизни: уйти из НМТП и посвятить себя танцу.

— Куда ушел?

— В никуда. Первые годы были тяжелыми. Без денег, без учеников, без перспективы. Начались метания: надо ехать в большой город, там увидят, оценят, примут… Я начал посещать мастер-классы известных хореографов, принимать участие в международных фестивалях. Не Москва, а Петербург открыл для меня современный танец, свободу движения, безграничные возможности человеческого тела. Я познакомился с постановками известных зарубежных хореографов, со многими работал, искал новую пластику. Это были очень насыщенные годы. Но… Наша современная хореография очень отстала от мировой.

— Это о том, что классический балет – единственное, что в России на высшем уровне?

— И об этом. Одной из главных проблем российского балета является неприятие contemporary dance (современного сценического танца, который использует самые различные направления и техники). У нас эта пропасть кажется непреодолимой, а вот в западном мире ее попросту не существует. Там еще в 30-х годах прошлого столетия начали разрушать косность владения телом у классических танцовщиков, вносить новую пластику и новую технику. Модерн, постмодерн открыли танцу новые горизонты. У нас же и сегодня хореографов, не желающих использовать пуанты, вращения и большие прыжки, редко допускают в академические театры. Между тем именно они, в союзе с классическими артистами, способны вывести балет на новый уровень развития. Петербург не боится рушить стереотипы. Он – открытая площадка, где есть место самому новому и актуальному в любом виде перформативного искусства. Петербург для меня стал сакральным городом. Жизнь как калейдоскоп – вчера выставка современного искусства, сегодня – новаторский балет, завтра – опера в жанре хип-хоп. Город живет искусством, принимает все самое необычное, современное. Но, к сожалению, жить в Петербурге я не смог. Кто знает, что такое Северная столица осенью и зимой, смогут меня понять. Промозглый питерский ветер – это не наш бесшабашный норд-ост. Он не мечется, а методично, длинно, сыро пронизывает до костей, выматывает, уничтожает тепло каждой клеточки тела, замораживает мозг. В такие дни я изнывал, тосковал по солнцу, снилось море. Я обожаю этот сгусток энергии, бесконечно могу любоваться танцем волн. Я южный человек, мои солнечные биоритмы диссонируют с северным темпераментом. В итоге я вернулся в Новороссийск танцовщиком и хореографом, постановщиком, полным идей.

— И как? Город отозвался на ваши порывы?

— Не буду отвечать на этот вопрос. Ответ известен. Скажу лишь, что мои творческие поиски продолжились и в Новороссийске. Новые знания, новые возможности требовали реализации. Я создал очень популярный коллектив «Maxi Dance». После моих одиссей, знакомств и работы с разными интересными хореографами я понял, что танец ради танца, пусть даже с очень сложными и красивыми движениями, мне неинтересен. Надо танцевать еще и головой. История, трагедия, фарс, философия – танцу подвластно все. Совместная работа с главным режиссером театра имени Амербекяна Евгением Кушпелем стала еще одним этапом в жизни. Я занялся необыкновенно увлекательным делом – театральной хореографией. Специалистов этого направления наши вузы не выпускают, поэтому до всего надо доходить самостоятельно. Танец в театре – это не просто движение, он помогает глубже раскрыть образ героя, вносит свою эмоциональную черту в происходящее на сцене.

— Это уже не самостоятельное творчество, а работа в команде…

— Конечно. Хороший спектакль создает коллектив единомышленников, одержимый единой творческой идеей. Он подчинен замыслу режиссера, но создается огромным количеством людей. Очень важно, когда режиссер доверяет твоему чутью, дает возможность самореализации. Я ставил хореографические эпизоды в нескольких спектаклях, работал и с Евгением Леонидовичем, и с приглашенными режиссерами. Это очень увлекательная работа, которая для меня началась более 15 лет назад.

— Она отличается от работы в шоу?

— Очень. В шоу каждый номер имеет самостоятельный смысл, в спектакле он становится частью, продолжением сюжетной линии. Во имя целостности спектакля танцевальные решения могут быть самыми неожиданными, иногда вопреки законам хореографического искусства.

— Трудно работать с актерами?

— По-разному. Когда я получал профессиональное театральное образование, то часто общался с ребятами с актерского факультета и был поражен, сколько времени у них уходит на занятия хореографией и вокалом. Сейчас от актера требуется быть универсалом во всем. Конечно, при работе над эпизодом в спектакле приходится учитывать возможности и физические данные актера, но это тоже интересно – приходится искать новые решения.

— Над чем работаете сейчас?

— В апреле на камерной сцене Городского дворца культуры состоится премьера спектакля «Все мы там… были». Очень интересная работа режиссера Лины Занозиной и ребят отделения искусства театра школы имени Гергиевой.

— О чем это?

— История о еще не рожденных детях, которые готовят свое появление. Их мир светел, странен и сложен. Впрочем, все увидите на сцене.

— И последний, непростой вопрос. Вы не стали великим танцовщиком. Для вас это трагедия?

— Да, моя танцевальная мечта не сбылась. Я очень поздно нашел себя. Чтобы стать выдающимся танцовщиком, надо жить танцем с раннего детства. Сейчас, когда я сумел осознать и принять это, появились другие амбиции. Я стал хорошим хореографом, мне интересно работать в театре, я продолжаю расти как педагог и ощущать мир через ментальность танца. Согласитесь, это немало…

Людмила Шалагина