В декабре этого года исполнилось бы 82 года замечательному художнику, яркому человеку – Геннадию Макаровичу Вознюку. Он ушел от нас несколько лет назад, о таких людях в любом возрасте говорят – преждевременно, но остается самым новороссийским художником. Он любил город, жил им, сохранял на холсте его улочки, его людей, его атмосферу. Он был частью Новороссийска, его порождением и его достоянием.

Геннадий Вознюк родился в доме, который находился на месте сегодняшнего памятника Пушкину. Отец был капитаном. Война началась, когда Гене исполнилось четыре года. Сначала его с мамой эвакуировали в Геленджик, а потом на корабле, носящем имя «Берия», – в Поти. На всю жизнь остались детские воспоминания: корабль начали бомбить, все вокруг закричали, начали прыгать за борт. Мама схватила его и прыгнула в воду. Долго прижимала мальчишку к себе, успокаивала, пока матросы не затащили их в шлюпку. После этого случая Генка замолчал. Когда заговорил вновь, то с сильным заиканием. В Поти было холодно и голодно, он собирал хлебные крошки возле булочной, и они кисло растворялиь во рту. Солдаты отдали его маме одеяло, из которого она сшила одежду себе и малышу. Отца не стало в середине войны, похоронили его в Севастополе в братской могиле. Когда вернулись в Новороссийск, на месте дома были руины. Жилье дали на улице Рубина, в полуподвальном помещении.

Школа находилась на пересечении улиц Советов и Новороссийской республики. Символично, что в 60-х годах прошлого столетия там разместилась художественная школа имени скульптора Эрьзи. Учился Гена так себе, из-за заикания в основном приходилось отвечать письменно. Интересов было и без школы много – раз сто бегал в летний кинотеатр на улице Победы смотреть «Тарзана», лазал по деревьям, изображая любимого героя.

В старших классах стал пропадать на танцплощадке в парке имени Ленина. Стремясь покорить сердца девчонок, даже заикаться перестал. Тогда же начал серьезно учиться рисовать. Первым учителем стал художник Владимир Лысенко. Позже, под руководством заслуженного художника России Николая Аракляна, работал на творческих дачах в Горячем Ключе. А Федор Пигарев стал не только учителем, но и крестным отцом. Армию отслужил в Мурманске, возвращался через Москву. Задержался специально, чтобы побывать в Третьяковке. В Новороссийск приехал с окончательным решением стать художником. Его друг Володя Пропорциональный в это время расписывал в Успенской церкви иконостас, а Гена ему помогал. Священником в те годы был Георгий Строев, молодой выпускник Московской духовной семинарии. Вся троица сияла любовью к жизни и молодостью, все выбирали свой путь в жизни. Гена не пил, не курил, и вскоре отец Георгий предложил ему пойти к нему на службу после обряда крещения. Крестными согласились стать супруги Пигаревы. Так и стал Геннадий Вознюк в 22 года служкой в церкви. Вскоре отец Георгий предложил ему поехать учиться в семинарию.

Но смиренная жизнь явно не подходила Геннадию Вознюку. «Хочу стать художником», — заявил он, снимая рясу. Вскоре с Володей Пропорциональным они рванули в Симферополь, в художественное училище имени Самокиша. Педагоги отметили их незаурядный талант, но Геннадий внезапно вернулся в Новороссийск – здесь его ждала Нина, ставшая женой… Вслед за другом вернулся и Володя Пропорциональный. Через некоторое время оба поехали учиться в Краснодар.

Когда Вознюк получил первую солидную премию за участие в престижном конкурсе, то всю, до копейки, отдал за автомобиль «шевроле», самый красивый из виденных ранее. Позже у него появилась «мазерати», и опять — единственная в городе. Ему нравилось все штучное, созданное только для него. Самые красивые женщины, самые стильные вещи, самый вкусный кофе. И до последнего своего дня он не отставал от современного ритма жизни, хулиганил на холстe, влюблялся, спорил. Как говорится, достойно нес свою биографию, поражая коллег азартом и темпераментом.

Лет десять назад при подготовке выставки было записано его интервью. Вот некоторые высказывания Геннадия Вознюка.

О будущем
Ни один специалист не в состоянии точно определить, кто из живописцев войдет в историю. Раньше считалось, что если сейчас художнику не воздадут должное, то его признают в будущем. Оценят следующие поколения! А пока пусть его полотна полежат на чердаке. Сегодня чердаков нет, а все, что сразу не попадает в обиход, утилизируется. Для тех, кто занимается так называемым актуальным искусством, такие художники как я – нечто устаревшее и ненужное. Надежда на более гуманное или более внимательное грядущее у художника исчезла. Я не говорю, что это справедливо. Более того, это совсем не справедливо. Но, увы, это объективный факт.

О предназначении

Жизнь художника — это, в первую очередь, отстаивание своего видения мира. Ведь каждой работой он предъявляет зрителю себя, несет в мир некое послание. И люди должны понимать, что он хочет сказать своим творчеством. Без сомнения, очень важна актуальность, надо идти в ногу со временем. Но я не признаю сегодняшнее клиповое сознание. И еще – я до сих пор старомодно считаю, что говорить о живописи с точки зрения коммерции — это неприлично. Менеджер не должен быть художником, а художник не должен совмещать искусство и бизнес.

О вырождении художественного процесса

Сегодня фигура дилера затмевает художника. И это понятно. Начиная с 1960-х «произведением искусства» вполне могла стать какая-нибудь шокирующая акция. Сам художник или даже часть его тела. Сегодня расчлененка уже приелась. Выразить что-либо новое под лозунгом «произведение искусства — это я» стало сложнее. Однако не стоит делать вывод, что современному искусству некуда более вырождаться. Сегодняшний парадокс арт-процесса – отсутствие в нем художника. С одной стороны, без его фигуры немыслимо даже «современное искусство», а с другой – удельный вес объясняющей, торгующей, выставляющей братии намного превышает по своей интеллектуальной себестоимости сами «произведения искусства» вкупе с их авторами. Творцом становится галерист. Он оплачивает не работы, а пиар-раскрутку. И вся наша рисующая когорта целиком зависит от его умения создавать провокации, привлекать и располагать к себе публику. И это – приличный ломоть современного искусства. В смысле ловкости рук, где «никакого мошенничества».

О тех, кто покупает живопись

Проблема здесь в том, что редкие покупатели становятся истинными коллекционерами. Одна довольно крупная московская фирма купила у меня для своего офиса немалое количество работ. Но не из любви к моему искусству. Просто там знают, что одежду надо покупать в магазинах «Версаче» или «Армани», а картины им посоветовали приобретать у нескольких авторов, среди которых оказался и Вознюк. Они платят хорошие деньги, с этим все нормально. Ненормально другое, ни один сотрудник этой фирмы не знает ни названия картин, ни имени художников. Думаю, они даже не замечают, что появляется новая работа.

О жуликах

Не стоит забывать, что часть «современных художников» слабо владеет даже азами классических техник: рисунком, перспективой, плохо различающие цветовые оттенки, безграмотные в области истории искусства, да и просто безграмотные, честно говоря… И никакие заявления, что искусство должно быть сродни высшей математике, или попытки обрядить елейную мазню в пышные одежды не в состоянии скрыть их убожества. Вот вам анекдот из реальной жизни. Один из представителей деловой элиты Новороссийска решил стать обладателем личной коллекции живописи. Обратился в администрацию, к одному из местных «культурных деятелей», с просьбой помочь собрать коллекцию. Деятель от культуры в живописи разбирался слабо, но сразу понял, что на этом деле можно подзаработать. Скупал все подряд, главное, подешевле. Получился винегрет из живописи с аллейки и нехудожников, случайно попавших в Союз. А цены заказчику выставил заоблачные. Тот добросовестно следовал советам арт-дилера, подписал счет. И только в конце смиренно вопросил: «Скажите, а личная коллекция должна лично мне нравиться?»

Людмила Шалагина